Михаил Гончарок родился в 1962 г. в Ленинграде. В 1984 г. окончил исторический факультет Педагогического института им. Герцена (ныне - Педагогический университет СПб). Организатор анархистского кружка "Чёрный передел-2" (Ленинград, 1979-1984 гг.), а также участник еврейского движения в Ленинграде.
В Израиле - с 1990 г. Историк еврейского анархизма. На русском языке опубликовал книги: "Век воли. Русский анархизм и евреи (XIX-XX вв.)" - Иерусалим, 1996; "Очерки по истории еврейского анархистского движения (идиш-анархизм)" - Иерусалим, 1998; выпустил также брошюру "К истории анархистской прессы на идиш" (Иерусалим, 1997, на идиш). Автор многочисленных публикаций в израильской и американской прессе, а также в академических научных изданиях. Пишет на русском, иврите и идиш. Сотрудник Центрального архива истории сионизма. Живёт в Иерусалиме.
С Витей мы учились в восьмилетке. Школа 378-я Московского района. Она находится на ул. Фрунзе. Почти все ребята, перешедшие в 9-й класс (1977-й год), и Цой вместе с ними, после окончания восьмого класса в школе 378, отправились в десятилетку, которая находится на той же улице, буквально в 200-х метрах. Вот номера этой школы-десятилетки не помню - я в ней не учился, так как поступил в десятилетку в другом районе. А почти все мои одноклассники из 8-го "А" класса, так же как и одноклассники Вити из параллельного 8-го "Б", пошли учиться в эту школу.
Взаимоотношения между классами в нашей восьмилетке были самые обычные. Соперничества между ними я не замечал совершенно никакого...
Витину маму я совсем не знал. Она приходила на родительские собрания в его класс, а мы ведь не были одноклассниками - учились в параллельных классах. Дома я у Вити был, кажется, один раз всего...
...Я был мальчиком из интеллигентной семьи, и на меня эта самая пресловутая интеллигентность моих родителей давила нещадно. Мне, проще говоря, не давали гулять там и с тем, где и с кем я хотел гулять. Все ребята с нашего двора шли курить - мне не разрешалось даже и этого; собирались у кого-то "на хате" слушать современную музыку - меня не пускали: я должен был сидеть и делать уроки; ребята гуляли по городу - меня не отпускали ввиду возможных винных возлияний (в 8-м классе многие уже шиковали - выпить в компании стакан вина, кружку пива, и т.д. А для меня это было табу). Ну, и так далее. Я это рассказываю для того, чтобы ты понял - мало было у меня точек соприкосновения с Витей.
Витя рос совершенно нормальным мальчуганом - в меру упрямый, в меру хулиганистый... нет, не то слово, конечно. Просто он проводил свое свободное время так, как и должен был его проводить совершенно нормальный городской подросток во второй половине 70-х годов. Почему бы не выкурить сигарету, не выпить стакан сухого (ребята вспоминали, что он предпочитал именно сухое вино). А для меня это всё было закрыто семейными обстоятельствами.
Боюсь, уже в силу этого я не смогу рассказать тебе ничего такого оригинального, ярко запоминающегося из жизни "раннего Цоя"...
Кроме всего, я напоминаю, что учился с ним только до восьмого класса, да и то в параллельных классах, - а дальше контакты с ним продолжали те мои приятели, которые вместе с ним пошли учиться в десятилетку; я же, как написал тебе в предыдущем письме, заканчивал 9-10-й классы в другом районе, и с Витей после 14-и лет вообще уже не встречался.
Ещё такой момент. Сейчас "Виктор Цой" - это звучит, как голос поколения. Но это звучит именно теперь, для молодых, которые не знали его лично.
Понимаешь, для нас он не был Великим Цоем. Для нас он был просто Витькой, парнем, учившимся вместе с нами. Одним из многих. Чем он отличался от других? Ну, может быть, он был немного больше задумчивым... так мне кажется теперь. Не отличник, не общественник по пионерско-комсомольской линии, ничего такого.
Цой и Цой. С детства слышал - "...о, а мы вчера с Беловым, с Максом и Вовкой пошли погулять по городу, и забрались на крышу. Славно посидели!" Почему-то именно эта "крыша" у меня отпечаталась в мозгу. Не знаю, почему... А я, как говорил уже, был задавлен воспитательным процессом, и никогда ни на какие крыши с ребятами не залезал.
Конечно, если бы тогда я знал, что Витя Цой вырастет в этого самого Великого Цоя, который Голос Поколения, то, разумеется, всеми правдами и неправдами удирал бы из дома и бегал бы за ним с блокнотом и ручкой, дабы запечатлеть что-нибудь интересное, оригинальное для потомков. (Смеюсь).
Но мы не знали, что Цой - это не просто Витька, а что-то большее. Ты знаешь, Андрюша, я ведь не шибко в детстве интересовался битлами, роллиг-стоунс и прочей модерновой по тому времени музыкой. Я предпочитал наших российских бардов.
Впервые я услышал песни Цоя в 83-м, кажется, году. Я услышал их дома у Валерки Богданова, с которым хочу тебя теперь связать. Валерка собирал всякую западную музыку и балдел от неё. Для лучшего качества прослушивания он заработал где-то и купил дорогущую по тем временам стереосистему, магнитофон с колонками.
...И вот он у себя дома, помню (а вот когда это было конкретно и в связи с чем - не помню совершенно - но, видимо, в 83-м году) вдруг поставил мне на своей бобинной стереосистеме какие-то странные песни. И говорит: "А это - Цой". Я, помню, его спросил - "какой Цой?" - Он говорит: "Витя Цой, ну. Который с нами учился". И я, помню, был сильно удивлен. Удивлен я был оттого, что до первой половины 80-х годов, не находясь с Цоем ни в каком прямом контакте, я вообще не знал, что он пишет песни, да ещё и тиражирует их, и песни эти, оказывается, слушают...
Среди ребят, моих одноклассников, которые впоследствии, окончив 8-й класс нашей 378-й школы Московского района, на улице Фрунзе, учились с Витей в десятилетке, - тот же Валерка Богданов, Макс, Вовка Ботин, Димка Белов, Саня Зиборов - среди них имело место разное совершенно отношение к его творчеству.
Валерка Богданов просто собирал его песни - точно так же, как он собирал и песни других ленинградцев и москвичей, участников нашего питерского Рок-клуба и его не-участников; не секрет, что в ленинградском рок-клубе были группы и одиночки, так и не пропущенные их худсоветом, - в основном, по идеологическим причинам. Валерка просто собирал его записи и альбомы, и совершенно безвозмездно давал слушать и переписывать всем желающим. Нужно сказать, что в 84-м уже году, когда Цой пошел в гору, любителей его песен было уже достаточно много - но по сравнению с сегодняшним днем ТАКОГО ажиотажа ещё не наблюдалось, конечно. Все "цоевские" любители крутились, в основном, вокруг полуподпольного нашего ленинградского рок-клуба... Я сам в него иногда ходил на полуподпольные эти сэйшны. Помню - честно! - антисоветский подтекст группы "Россияне" и их лидера, покойного Жоры Ордановского оказал на меня куда большее впечатление, чем ранние тексты Вити... Я тогда был помешан на диссидентстве в молодежной среде, на хипповско-пацифистской "системе", как ее называли, связанной с этим нашим ленинградским рок-клубом; да и первая моя жена Ирка из этих хипповых кругов вышла, и за участие в этих сборищах от властей хорошо пострадала. Но это тоже - совершенно другая история.
Вова Ботин, ещё один наш одноклассник, во время оно хорошо знакомый с Цоем, - никак, можно сказать, к его творчеству не относился. Вовка просто эпизодически контактировал с Витей, как и многие вокруг, - не задаваясь особым вопросом, что такого сермяжно-ментального в его творчестве. Когда уже в более поздние времена, во второй половине 80-х, в эпоху "перестройки", мы с ним виделись и разговор заходил о Цое - то Вова всё больше говорил о Вите как о бывшем однокласснике, а тексты песен вовсе не анализировал. "Витя - да, о, Цой - да. Ага. Да, угу" - иногда с недоуменными улыбками. Вот такая, нужно сказать, была странновато-забавная реакция у большинства ребят, которые с Виктором учились. Как-то, мне кажется, не воспринимали они его как певца и властителя дум молодежи - ни тогда, ни позже.
Некоторые, мне кажется, так до сих пор его и не воспринимают. Поп-идол со своими духовными откровениями - это, как бы, для молодых, для нового уже поколения. А для тех, которые с ним провели детство - совсем другое: просто парень, с которым они учились. И вдруг парень этот стал Звездой... Некоторые восприняли это как данность, а некоторые... так и не восприняли. Так он, Витя, и остался в памяти у большинства наших, как просто приятель-одноклассник, с которым они в детстве играли в нашем дворе и в подростковом возрасте гуляли
по городу.
Саня Зиборов, с которым мы видимся очень редко, не каждый раз даже, когда я приезжаю в Питер - тот рассказывал, что он Витю учил играть на гитаре. Как бы, первым трем аккордам он его учил; так он рассказывал мне, я помню. Что ж, очень может быть... Почему нет - ведь должен же был быть кто-то, кто Цою показал первые гитарные приемы, верно? Ну, будем думать, что Саня и был этим первым.
А вот Димка (теперь давно уже Дмитрий Олегович) Белов, особенно яркая личность среди наших одноклассников, потомственно, можно сказать, яркая - он сын киноактера и известной эстрадной певицы - а вот Димка всегда к Цою относился как-то забавно. Мне казалось, что - недоуменно-скептически. Они-то с Витей были очень хорошо знакомы, не в пример мне; только Димка всегда улыбался, когда при нем заходила речь о песнях Вити. "Цой..." - говорил Димка с неподражаемой интонацией, когда кто-то из наших заводил речь о певце. Наверное, это потому, что Витю никогда он не воспринимал как представителя рок-поколения и Небесного Откровения, - а только лишь как одноклассника.
Ну, Димка Белов - это вообще поэма и отдельная тема. В нашей восьмилетке он был, кажется, самой яркой личностью, да. По самым разным показателям. Ещё когда и Цой был в тени своего тинейджерства, Димка уже был совершенно яркой личностью.
Димка и стал весьма незаурядным человеком, когда вырос: всё свое детство он мечтал стать космонавтом, всем одноклассникам и учителям он морочил этим головы, проводил на уроках физики и химии дикие опыты, и все учителя на него жаловались, но прощали за блистательную учебу. Так что, когда вызывали в очередной раз его родителей за очередное, так сказать, интеллектуальное хулиганство, то под конец не знали, в чем его обвинить - разве что в излишней любознательности. Он и стихи писал, и анекдоты антибрежневские травил, - притом, что, на самом деле, был настоящим идейным патриотом России, кстати. Под конец Димка переехал в Москву и стал сотрудником ЦУП - Центра управления полетами. То-есть сбылась его детская мечта, и он, хоть космонавтом не стал, но оказался в сфере, максимально к этому приближенной.
Впрочем, Димка - это Димка, а не Цой, и это я, увлекшись воспоминаниями, не в ту степь полез, и это уже совсем, совсем другая история...
Были у нас ещё и другие ребята, учившиеся в нашей восьмилетке, которые дружили или просто общались с Цоем с той или иной степенью регулярности. Некоторых из них уже нет. Вот - вспоминаю рыжего Петьку Пучкова. Он встречался с Витей. Петя был из крайне неблагополучной семьи. Петин папа, как я помню, во время войны был ещё шофером на ладожской Дороге жизни... так нам рассказала однажды наша классная руководительница, Тамара Георгиевна. Петя, безусловно, смог бы что-нибудь рассказать о Вите, но его, Петю, ещё в конце семидесятых (1979-й? 1980-й?), на Новый, кажется, год, убили хулиганы в нашем Парке победы, когда ему, Пете, было 16 лет.
И Данила Лашков, видимо, смог бы рассказать о Цое немало. Но и Данилу убили, причем совсем недавно, - недели три назад, - ножом, в нашем же общем дворе, у входа в детский садик, куда большинство наших одноклассников ходило, ещё до начала поступления в нашу общую 378-ю школу Фрунзенского района города Ленинграда.
А в заключение могу сказать ещё вот что. Если не ошибаюсь, дом, где Витя Цой жил в детстве, увековечен известной писательницей Марией Семеновой в известном её романе "Скунс". Это тот дом, в котором, по ходу действия романа, жила одна из героинь Семеновой - тетя Фира. Дом с башенкой, угол Московского проспекта и Бассейной улицы...
В любом случае, Мария Семенова жила (а может - и сейчас живет) совсем рядом, на той же станции метро Парк победы, только на другой стороне парка, на Кузнецовской улице... О Цое, с которым она, возможно, никогда и не встречалась, в ее книгах нет ровным счетом ничего, - но я, читая её романы, всегда вспоминаю, что это - общее наше место. Общий пятачок, так сказать.
Вообще же... когда я старательно вспоминаю то, что связано с Цоем... то, должен тебе сказать, я всё время чувствую себя так, как будто занимаю чужое место. Ведь я не дружил - в общепринятом смысле этого слова - с Виктором, то-есть не был в числе его настоящих друзей-приятелей, не был посвящен ни в его мысли, ни в его ранние творческие задумки. Но, как говорится, чем богаты...
ЗЫ Это письмо-воспоминание было написано Михаилом по моей просьбе в 2006 году. Андрей Дамер
