Дмитрий Лекух. Отрывок из книги "Игра слов"

Собственно, выдержки из аннотации к книге:

"Разобравшись в ранних книгах с местом футбола в социуме и с миссией футбольных хулиганов (аккумуляция пассионарности белой расы через насилие, что-то вроде) он поддался характерному для успешного мужика за сорок соблазну — автобиографии. «Откровенно и по-мужски просто автор рассказывает...» — сказано в аннотации к его последней книге «Игра слов» — она как раз по части непротивления соблазну...."
"Вот юный Лекух с корейцем Витей Цоем скручивает винтового психопата на хипповской вписке.... "



Теперь тот самый отрывок про юного Цоя:

"…Она подошла ко мне испуганная, причём до такой степени, что даже ее природная аристократическая молочная белокожесть казалась мертвенной бледностью.
- Дим, - говорит, - присмотри за Геной, пожалуйста, он, кажется, таблеток пережрал.
- До этого, - хмыкают у меня за спиной, - ваш Гена ширялся в ванной. Пару кубков, как минимум. И что-то мне подсказывает, что не «коричневым».
Я оборачиваюсь и вижу симпатичного, полностью затянутого в кожу парня азиатской наружности.
Гибкий, хищный.
Лохматый, как большинство здесь собравшихся.
Но всё равно – какой-то чужой.
Посторонний, что ли.
Хотя и по-русски говорит – как мы с вами.
А может – даже лучше.
Узбек?
Таджик?!
Или вообще какой-нибудь киргиз?!
Да хрен его знает…
Дашкины гости всегда отличались географическим разнообразием.
- Винт, - бледнеет Хиппуха.
Винт – это уже конкретная беда.
Особенно если в сочетании с фенозепамом и прочей растормаживающей сознание гадостью, которой Геныч не раз злоупотреблял.
- А-а-а, - взгляд у Геныча ещё безумнее, чем пятнадцать минут назад, - вот вы где. Вот вы где. Вот вы где. Голубки. Вот вы где. Голуби, блядь, сраные. Голуби. Голуби. Голуби. Голубки. Голубь, блядь, и голубка. И ещё один голубок. Чурка сраная. Все вы чурки. Вот вы у меня где.
И всё это – на монотонной ноте.
- Ты что, - делаю вид, что удивился, - Ген? Заболел, что ли? Это же я, Джипсон. И Дашка. Ты что, совсем, что ли?
И тут – сдают нервы у Дашки.
- Пшёл вон! – шипит Хиппуха. – Пшёл вон отсюда, подонок мажористый! Пшёл вон отсюда, мразь!
И тут Гена замахнулся ножом, который, сука, прятал под курткой.
Я всегда гордился своей реакцией.
Но тут – не успел.
Хорошо, что успел тот парень-азиат.
Нож первым же ударом ему выбить, естественно, не удалось, но он дал мне секундную передышку, чтобы успеть собраться.
Я прыгнул.
Но кожу на левом предплечье чуть-чуть всё же покарябал.
Азиат презрительно откинул ногой выбитую мной у Геныча финку и несколькими короткими, рубящими ударами погасил его.
Потом подошёл, поднял нож и начал его рассматривать.
Я тоже взглянул.
Клинок был красив той странной, завораживающей и соразмерной красотой, которой красивы все вещи, предназначенные исключительно для убийства.
Он ведь именно убивать нас (или хотя бы меня) сюда пришёл, потому этой дрянью и накачивался.
- Спасибо вам обоим, Дим, - говорит Хиппуха. – Выкиньте эту мразь отсюда, пожалуйста…
Остальных гостей, кстати, как ветром сдуло…
Красавцы.
И красавицы.
Ну и пошли в жопу.
ЧТОБЫ НЕ РАЗОЧАРОВЫВАТЬСЯ В ЛЮДЯХ – НУЖНО ДЛЯ НАЧАЛА КАК МИНИМУМ ИМИ НЕ ОЧАРОВЫВАТЬСЯ.
Азиат поднимает на Дашку глаза и отрицательно мотает головой.
- Нет, - говорит скупо, - нельзя.
- Что нельзя?! – Дашка вот-вот сорвётся на крик.
- Мразь эту выкидывать нельзя, - спокойно, чуть резковато, правда, говорит азиат. – Он сейчас в таком состоянии, что пройдёт только до первого мента. А потом всех заложит, и они приедут в твою квартиру. Тебе это надо?
У него очень интересная манера говорить: будет сначала оценивать – стоит или нет выпускать каждое слово на волю.
Будто бы и не говорит.
А рубит.
Дашка думает, взвешивает.
Потом кивает.
- Да, - соглашается, - нельзя. А что делать? Он сейчас опять всех резать начнёт…
Азиат переводит взгляд на меня, я смотрю ему в глаза.
Потом киваю.
Мы снимаем поясные ремни, вяжем ими этого психа, засовываем ему в пасть грязное кухонное вафельное полотенце и жестко фиксируем у батареи.
Вот придёт в себя – тогда уж и выкинем.
Только поговорим перед этим.
Хорошо ещё, что азиат, похоже, как и я, никуда не торопится.
Нормальный парень, хоть и необычный какой-то…
Дашка, пока мы размышляем, как получше зафиксировать этого обормота, сворачивает из папиросной бумаги чудовищных размеров джойнт, и мы выдвигаемся втроём на балкон.
Делаем два круга по два напаса, Хиппуху бьёт кашель, она машет рукой и возвращается в комнаты прибираться.
Курим уже вдвоём.
- «Море» и «Дорогу» ты для Дашки написал? – неожиданно спрашивает азиат. – Хорошие песни…
Я немного теряюсь, потом задумываюсь.
- Нет, - наконец отвечаю, - только слова. А музыка и душа – Дашкины…
- Вот как?! – удивляется.
Молчим.
Курим.
Думаем.
- Я раньше её песни слышал, - говорит наконец. – Они совсем другие были. Неинтересные. Разве что Лорка…
Я жму плечами.
Мол, понимай, как хочешь.
Он, кажется, соглашается.
- А что у самого? – спрашивает, передавая мне почти докуренный джойнт. – Не получается?
Я снова задумываюсь.
- Угу, - вздыхаю. – Не получается. Понимаешь, вроде – говорить-то научился. А сказать, как выясняется, - и нечего.
Добиваю «пятку».
Теперь он смотрит на меня уже с нескрываемым интересом.
- А как это так, когда нечего сказать? – удивляется. – По-моему, любому человеку есть что сказать. Только он, как правило, говорить толком не умеет. А у тебя, получается, - наоборот…
Снова вздыхаю, жму плечами, лезу в карман за сигаретами.
Он тоже.
Закуриваем, заслоняя трепетный огонёк спички четырьмя ладонями.
На двоих.
Он ждёт.
- Не знаю, - вздыхаю. – Не знаю, чувак. Но чувствую, в этой жизни нужно что-то кардинально менять.
Он кивает.
Кажется – понимающе.
И снова молчим.
Курим.
- Слушай, - хмыкаю, пытаясь хоть как-то поддержать разговор, - а ты кто по национальности?
Он жмёт затянутыми чёрной кожей плечами.
- Я?! – усмехается уголком чуть вывернутых азиатских губ. – Я – русский. По-русски говорю, по-русски пишу, по-русски думаю…
- Да нет, - тороплюсь, - я в смысле этнически… Узбек? Киргиз?
Он, смеясь, отщёлкивает в густую вечернюю темноту горячую яркуюискру докуренной почти до фильтра сигареты.
- В смысле «этнически», - продолжает улыбаться, - я кореец. У меня фамилия, кстати, корейская. Цой. Может, слышал? А зовут по-русски, Витей.
И протягивает мне твёрдую, жесткую ладонь бойца и, как мне почему-то кажется, немного музыканта.
Его фамилия мне ни о чём не говорит, но я улыбаюсь и протягиваю ему руку в ответ.
Приятный парень.
- Лекух, - говорю, - Дима. Можно – Джипсон. А как это – кореец? Ты что, реально из самой Кореи приехал?
Он уже – откровенно ржёт.
- Почему, - задыхается от хохота, - обязательно сразу из Кореи?! Я вот, к примеру, - просто из Питера. Ты заезжай как-нибудь…
Ржём уже вместе…
И – вправду смешно, и – травой накрыло наконец-то.
- В Питер? – давлюсь. – В Питер, оно конечно, - заеду…
Через четыре месяца меня наконец-то призвали в армию, и больше мы с ним никогда не увиделись.
Надо хоть на могилу как-нибудь сходить, думаю.
Выпить, вспомнить.
Оно того стоит, мне так кажется.
Да всё не соберусь…"

Дмитрий Лекух. Отрывок из «Дашка Хиппуха. 1983. Москва», книга «Игра слов» изд-во АСТ. 2010.


ПыСы. Вот так. За что купила, за то и продаю. Ежели было уже - киньте в меня тапком, помидором, еще чем-нибудь. Я, конечно, увернусь, но и вы пар выпустите. Отсмотрела библиотеку и поискала на форуме - ничего не нашла ) Хотя, может руки кривые и глаз замылился....

Занятно, только, помоему, это не Цой. Вовсяком случае, не жизненный Цой. Хотя и может быть - это образ, который Цой создавал.

Есть мнение, что правда о Цое в этом отрывке начинается со слов "Надо хоть на могилу как-нибудь сходить, думаю"... А все что выше - художественная "додумка" автора, ибо за давностью лет многое ушло из памяти )

"есть мнение" ностальгически звучит.



Редактировано 1 раз. Последний раз 26.01.2012 10:51 пользователем Амира.

Лично у меня есть мнение, что этому Лекуху сильно отшибло память. В те годы наркоманили единицы и с нацменами в таком духе не разговаривали.